"Летнюю книгу" сложно отнести к какой-либо определенной категории. Литературное творение, полное приключений, юмора и философии, своей структурой напоминающее переплетение летних месяцев. Жизнеутверждающая история каждого цветка, нежного мха, которому удается выжить на отдаленном острове Финского залива, невысказанной любви между старой женщиной и ее внучкой. И от главы к главе - собственные мысли Янссон о смерти.
        В начале "Летней книги" - весна, шестилетняя София просыпается посреди ночи и вспоминает, что вся кровать теперь в ее распоряжении, потому что мама умерла. Поблизости только бабушка, и хотя она стара, со слабыми ногами и головокружением, в ней живы мудрость и воображение. Она - подруга Софии в течение следующих нескольких месяцев. Вместе они гуляют по острову, спят в кустах, размышляют о религии - "А на небесах есть муравьи?" - и обсуждают относительное удовольствие ночевки в палатке (мать Янссон участвовала в кампании за права девочек на участие в многодневных походах). Они часами находятся в "магическом лесу", очищая территорию вокруг него, до последнего прутика. Они находят череп тюленя и устанавливают там, где он сверкает своими зубами. "Когда ты умрешь?" - спрашивает ребенок. А бабушка отвечает: "Скоро. Но это тебя не должно заботить".
        Туве Янссон написала "Летнюю книгу" в 1972 после смерти ее матери. Сначала она отправилась путешествовать, чтобы облегчить свою тоску, но через несколько месяцев вернулась на свой остров во внешнем архипелаге, чтобы писать.
        "Летняя книга", вне всякого сомнения, был ее любимым романом, в процессе его создания она опиралась на самое дорогое. На ее любимую маму Сигне Хаммартен, дизайнера графики и рисовальщика комиксов, маленькую племянницу Софию и домик на острове, который они построили вместе с братом Ларсом, отцом Софии, и где она провела так много летних дней ее жизни. К тому моменту она уже приобрела известность благодаря комиксам и детским книгам о Муми-тролле, но "Летняя книга", провозглашенная в Скандинавии современной классикой, принесла ей успех среди совершенно нового круга взрослых читателей.
        На полуострове Феллигне (Felligne) ясный теплый день. Я стою на пристани и жду, когда София из реальной жизни перевезет меня в своей лодке на остров. Приглашение посетить мирок, вдохновивший автора на создание книги, переполняет меня гордостью. С великим нетерпением я всхожу на борт. Когда мы отплываем, море выглядит спокойным, но ветер дует нам навстречу, вода неспокойна и лодка срывается с гребня каждой волны, окатывая нас брызгами.
        Теперь уже взрослая София каждое свое лето возвращается на этот остров, и как следовало ожидать, не проявляет ни малейшего признака страха. "Она когда-нибудь опрокидывалась?" - так и подмывает меня спросить, но ответ может быть только один, и я продолжаю молчать.
        Через 20 минут мы причаливаем, София ловко заякоривает лодку между двумя длинными веревками, стараясь держать равновесие, пока лодка не будет закреплена окончательно. Мы разгружаем спасательные жилеты, газеты, еду, питьевую воду и устремляемся к берегу. "Пойдем", - зовет София, я вступаю на мягкие серые камни, в прохладную опушку между соснами и подхожу к дому. Этот дом Туве и Ларс Янссон построили в 1947, когда обнаружили остров. Он - место действия "Летней книги", и я моментально узнаю ту самую поленницу и крутое каменное крыльцо, ведущее в комнату бабушки, потускневшую синеву краски, окно, которое слишком велико для своей стены, чердак, где хранился Папин банный халат и куда забиралась София, когда злилась. Вот и дверь-ширма, жизненно необходимая в доме плита, а за ней - окно, тоже открывающееся на море. Я обхожу дом и у противоположного окна снова море. Я даже представить не могла, насколько мал этот островок.
        София ставит чайник, кормит кота, поливает цветник. А я, оставив свою поклажу возле дома отправляюсь исследовать островок. Жмусь к самому краю, обходя скалы с северной стороны, перебираясь через валуны, продираясь сквозь густые заросли невысокого кустарника, мимо миниатюрного цветочного луга, потом еще одного с сухой травой, к сосновому леску и вот я снова у дома. Мне немного не по себе, чувство почти клаустрофобическое. Моя прогулка длилась 4,5 минуты!
        Чтобы успокоить себя, задумываюсь о том, что же София и Бабушка делали на островке долгими месяцами между весной и осенью. Мастерили фигурки зверей, вырезали лодки из коры, собирали ягоды, сухие деревянные обломки и кости. Рисовали "Ужасные вещи", рассказывали истории, строили Венецию в болотистом пруду, плавали на веслах к другим островам, спали, купались и разговаривали. Бабушкина трость однажды упала в воду и София полезла за ней вниз с канальной вехи, на которые отец строго-настрого запретил ей лазить, и выловила упавшую трость. "Ты очень хорошо лазаешь", - сказала бабушка строго. "А еще ты храбрая, я видела, что ты боишься. Мне рассказать ему об этом? Или не стоит?" София пожала плечиком и посмотрела на бабушку. "Наверное, не стоит", - сказала она. "Но можешь сказать на смертном одре, чтобы это не пропало зря".
        София сделала чай и сидит на террасе. Она рассказывает мне про остров Кловхарум (Klovharum) ближе к самому краю архипелага, куда переехала Туве Янссон, когда на их острове стало тесно от многочисленных родственников и друзей. Она указывает рукой направление, и я, жмурясь от солнца, вижу прямо впереди безлесый клочок камня. Можно было бы поднять на нем флаг, и все равно не удалось бы привлечь чьего-либо внимания. Я едва различаю маленький квадратный домик. Янссон и ее старая подруга Тууликка Пиетела (Tuulikki Pietila) проводили там пять месяцев в году с 1964 по 1991, до тех пор, пока разъяренное от шторма море не разбило их лодку, и в 77 лет Янссон навсегда осталась в Хельсинки. Теперь дом служит подобием музея. Перед отъездом, женщины расставили кружки, тарелки, свои работы, прибрали столы, за которыми трудились в последний раз. Даже повесили полезные заметки, например "Не закрывайте воздуховод, так он заржавеет", для тех, кому они могли понадобиться.
        София укрывает мебель от непогоды, звонит своим сыновьям (они в это время в гостях у друзей на соседнем острове), и готовит копченую рыбу к ужину. Я сажусь и перечитываю "Летнюю книгу", восхищаясь тем, насколько удачно Янссон использовала все, что ее окружало, как много внимания она уделяла детальному описанию каждого крохотного клочка земли. Я легко узнаю памятные места, рифы, Каменную пирамиду, остров на котором один делец построил новый дом, и как это взбесило бабушку.
        Значительно позже мы идем купаться. Я мечтала об этом с самого приезда, но чувство, что темнота не наступит никогда, создает такую атмосферу неторопливости, что мы откладывали наш поход почти до 10 часов вечера. Воздух щекочет, вода - шелковистая и прохладная. В полночь я выхожу еще раз взглянуть на небо. На горизонте висит ярко-оранжевое солнце, искриться лазурью вода. Теперь я окончательно понимаю, почему финны празднуют Ночь середины лета с кострами и фейерверками, не желая тратить на сон ни минуты этого драгоценного света.
        На следующий день мы отправляемся на Кловхарум (Klovharun). Остров Софии - рай многообразия и комфорта в сравнении со скудностью более позднего дома Туве. Вот и сам дом. Не более чем одна квадратная комната с лестницей к сауне, открывающейся на бухту. Над домом будто на страже, угрожающе-пронзительно кричат крачки, их клювы вытянуты, угрожая спикировать прямо на нас. Что за человек мог жить здесь? Кто-то настолько сильно заряженный воображением, любящий море и творческий, что смог обнаружить успокоение и вдохновение в том, что для других кажется лишь голым камнем.
        Ключ от дома висит на крючке, внутри - гостевая книга. Мы исследуем имена и записи. Практически ни один день не прошел без чьего-либо визита с целью засвидетельствовать почтение.
        "Летняя книга" никогда не переставала печататься в Скандинавии. Ее обаяние - обаяние самого лета для людей, которые большую часть года живут в темноте. "Мы целиком захвачены, очарованы, зависимы", - говорит финский редактор Туве. Но это еще и смесь юмора и психологизма, герои - остров и заботливая любовь, которую она к нему испытывает. София рассказывает, что иногда на катерах в бухту заплывают японские туристы. Они просят ее оставить автограф на гальке, ей приходится объяснять, что она не Туве Янссон, и даже не София. Но больше всего ее беспокоит возможное исчезновение гальки с острова, если однажды японцев приедет слишком много.
        Я здесь уже два дня: бездельничаю, бесцельно проводя время, купаюсь, поливаю яркие привезенные цветы, проверяю рыбу, глажу кота, и наконец сливаюсь с островным временем. Рассматриваю цветные мхи, помня предупреждение Бабушки: "Только фермеры и отдыхающие разгуливают по мху... Во второй раз он уже не поднимется. А в третий - и вовсе погибнет. Так же и гаги: если три раза согнать их с гнезда, больше на него они не вернутся". Очень осторожно поднимаюсь на макушку острова. Прожилки серебра как будто цементируют камень с крошечными пятнами горчично-желтого лишайника, цепляющегося к верхушке. С дальней стороны - поляна затонувших цветов - водоросли, как мягкие спирали серпантина раскачиваются взад-вперед. Свисающие с ветви качели и многочисленные стоянки и пещеры, построенные детьми.
        Я стою на широком ступенчатом камне и размышляю о том, возможно ли проплыть вокруг островка. Внезапно моя точка зрения меняется: островок уже не кажется таким маленьким. Камни превратились в скалы, бухта - в ущелье. И тут меня позвала София, пора идти, и я начинаю понимать, что понадобится целое лето, лето открытий всего того, что здесь можно сделать.

© Sort of book.    
Воспроизведение всей статьи или любой ее части запрещается без разрешения издательства Sort of book. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Перевод на русский язык Иван Лешкович, © 2006.
Þ http://www.sortof.co.uk/Summer/index.html

Þ Версия для печати ( doc, в zip архиве).

Ý наверх Ý